Внутри 30-километровой зоны находится 10-километровый участок наибольшего загрязнения, в центре которого – Чернобыльская атомная электростанция имени Ленина. На КПП на въезде в 10-километровую зону – двое замерзших работников милиции, рядом – куча досок, развести костер... Днем оно смотрится еще куда ни шло. А ночью – пустая туманная дорога, и чувствуешь, как каждая клетка сжимается, чтобы не пропустить в себя невидимый яд. Судя по щитку на дороге, проезжаем село Копачи. Через километр-полтора – второй щиток, перечеркнутый красной чертой – околица села Копачи.
Посреди пустоши торчат несколько фруктовых деревьев. Самого села нет – оно было снесено и зарыто тут же, под «зеленую лужайку» - чтобы пожар в пустых домах не разнес осевшую на них радиоактивную пыль.
Из трубы котельной на станции бодро идет дым, в окнах горит свет. Нормальная работающая станция. Только краны возле недостроенных 5-го и 6-го блока, из запланированных 12, торчат жуткими скелетами на черном небе - уже 17 лет. Четвертый блок ЧАЭС, на котором произошла авария, был запущен в 1984 году, и успел проработать всего 2 года.
...15 декабря 2000 года на ЧАЭС имени Ленина был остановлен последний работающий энергоблок.
Работники станции считают это политическим решением, как минимум потому, что ЧАЭС – единственная станция на Украине, которая могла производить плутоний для производства атомной бомбы. Атомная энергия выгодней любой другой в 500 раз, поэтому работники станции привыкли жить «по-человечески». После закрытия энергоблока, станция превратилась из донора в потребителя энергии, и постоянно оказывается в долгах.
«После аварии вышел из строя четвертый блок, - поясняет Ирина Ковбич. – В 91-м году был пожар на втором блоке, и его тоже закрыли. В 1996, несмотря на то, что срок его эксплуатации – 30 лет, под давлением стран «большой семерки» был закрыт первый блок. Мы оставались с одним работающим третьим блоком, который был нашим спасением. А в 2000 году закрыли и его, потому что Запад хотел войти в 21-й век «без чернобыльской опасности». А мы остались на иждивении госбюджета, то есть фактически без средств к существованию и с протянутой рукой. Даже один работающий блок давал возможность обеспечивать Славутич, оплачивать работу специалистов. Мы вовремя получали зарплату, содержали детские сады, тренажерные залы... А в прошлом году в Славутиче летом впервые на протяжении нескольких месяцев не было горячей воды».
...С утра жители Славутича - тысячи работников станции, переодевшись в одинаковые зеленые и синие куртки, идут на работу. После аварии, когда еще казалось, что последствия аварии удастся устранить за несколько месяцев, город атомщиков строили для работников станции все союзные республики, по их столицам и названы кварталы города. Отстроили там и детский садик «Янтарик-2». Чтобы подстегнуть развитие города, Славутич был объявлен оффшорной зоной. Сам город чист, зато лес вокруг – загрязнен радиацией. Сейчас, после увольнения половины работников станции, Славутич начинает мало-помалу хиреть.
- Но ведь фактически вся Украина так живет.
- Да, но мы-то к этому не привыкли. Если мы всегда жили хорошо, зачем понижать уровень жизни? А Запад нам сказал: «Это же ваш президент подписал указ о закрытии станции». Просто у нас сначала делают, а потом думают.
- Вы хотите сказать, что люди должны были продолжать работать на зараженной территории?
- Все равно при нашей жизни эта станция не будет закрыта. Атомная станция – это не текстильная фабрика, которую закрыл, повесил на дверь замок, и ушел. Нужно убрать все радиоактивные вещества, отключить все системы... Второй блок уже пуст, в первом и третьем еще осталось радиоактивное топливо.
- И сколько же времени занимает его извлечь?
- Для начала нужно построить два завода - по переработке жидких и твердых радиоактивных отходов. Нужно построить для них хранилище. Строительство ХОЯТ-2, может, закончится к 2006 году – это дорого стоит, и нужно обеспечить максимальную безопасность здания. На самой станции постепенно выводятся из строя различные системы, все время продолжают увольнять людей. Но работы по закрытию будут продолжаться лет 100... Здесь все время будут продолжаться работы, пока она не превратится в безопасный объект. ХОЯТ-1 рассчитан на 40 лет. Потом придется строить новое хранилище. Сначала станцию закрыли, и только сейчас составляется план, что с этим делать дальше.
Абсурд состоит в том, что из-за закрытия всех энергоблоков, станция станет менее безопасным местом, потому что денег будет не хватать. Мы считаем, что закрытие третьего бока было ошибочным решением, потому что как раз он был оснащен самыми современными системами безопаности, и мы могли бы спокойно до 2007 года продолжать зарабатывать деньги на закрытие станции - без убытка. Но им нужно было поставить Украину на колени, и вместо того, чтобы производить электричество, станция теперь только его потребляет. Когда наша задолженность по электричеству достигла 2.4 миллиона гривен, нам угрожали его отключить. За электричку, которая возит работников из Славутича на ЧАЭС, станция задолжала 5.5 миллионов гривен, и нам сократили количество вагонов – с 12 до 10».
- Простите за назойливость, но почему на станции у вас нет защитных костюмов?
На станции постоянно проводят дезактиваци, и тем не менее даже не в самых
«тяжелых»участках радиоактивный фон здесь в 8 раз выше, чем в том же Киеве.
- Для работников атомных объектов норма другая, 2 сантизиверта в год. Сегодня не 86 год, если подчиненный получил повышенную дозу – начальство несет за это уголовную ответственность. У нас специальное питание... А что, в Чернобыле так и лечатся спиртом? Здесь ты не можешь прийти на работу под градусом, тут другая дисциплина. Да и вообще, что такое радиация? Вот ты, летя на Украину, получила дозу облучения, которая составляет нашу трехдневную норму на станции. В кирпичных домах есть радиация, и ничего. Радиация на всех действует по–разному. Для некоторых малые дозы могут быть опасными, а я работаю здесь уже 15 лет, и ничего. 4 года назад нас тут приезжал снимать французский канал, так они еще на КПП Дитятки переоделись в защитные костюмы с перчатками, как инопланетяне, и камера у них была в специальном чехле... Так они по всей зоне и ездили. Для людей тут это такой цирк был... Как-то приезжала делегация из Гомеля, так одна девушка на меня смотрела квадратными глазами. Сказала в конце концов: «Я и не представляла, что вы здесь.. так выглядите». Я ее и спросила: «А вы думали, мы тут все с тремя руками?»
- Однако место для работы, согласитесь, не самое приятное.
- Я приехала на станцию после аварии из Москвы, вслед за мужем, и нисколько не жалею. Мы сразу получили квартиру, хорошую зарплату, в то время как многие мои однокурсники так и не устроились в Москве. И я надеюсь проработать здесь до пенсии. Средняя зарплата здесь – 1500 гривен.
«Я знаю людей из Припяти, которые оставались там сутки, - и нарожали кучу детей, - добавляет Семен Штейн, глава отдела информации станции. – Вот я - еврей, живу в Славутиче, работаю здесь 15 лет, и чувствую себя отлично. У нас там истериков нет. Радиофобию все уже давно пережили. Тут работают специалисты, которые знают, о чем идет речь. Главное - не лезть, куда не надо. Да в общем, совсем куда не надо – туда и не пустят. Возле саркофага есть места, где из трещин излучение - выше – 4.5 рентген.
Сам саркофаг, надо сказать, выглядит более чем неприятно.
Гигантская бетонная конструкция, возведенная над взорвавшимся реактором, прикрыта проржавевшими листами, и кое где можно невооруженным глазом обнаружить в нем трещины.
Здание четвертого блока окружено двойным забором с колючей проволокой, камерами, и вооруженной охраной. Сам саркофаг, который называют «самым опасным зданием в мире», находится в эксплуатации уже 16 лет. Часть его конструкции строилась прямо на развалинах четвертого блока. Сам саркофаг не герметичен, и дождевая вода течет внутрь через проемы между листами железа, в трещины, попадая в разрушенный реактор и вызывая новые химические реакции. Трещин этих в саркофаге – около 100 квадратных метров. Помимо 200 тонн радиоактивного топлива, оставшегося в самом реакторе, внутри саркофага скопились около 4 тонн радиоактивной пыли, которая продолжает потихоньку просачиваться сквозь трещины наружу. «Душами» из специальных растворов ее прибивают вниз, но тем не менее, небольшие утечки продолжаются. В относительно безопасных местах саркофага сменяются команды из 12 человек, которые выполняют работы по прессованию пыли, наблюдают за показателями датчиков, установленных внутри саркофага, - правда, не там, где надо было бы, а там, где их удалось установить...
«Здание саркофага рассчитано на 30 лет эксплуатации, но проблема в том, что у нас нет контроля над происходящими внутри химическими процессами, - поясняет Валентина Оденица, заместитель начальника отдела информации ЧАЭС. – Саркофаг нужно укреплять в 15 разных точках, но пока нам удалось это сделать только в двух местах. В некоторых местах радиация настолько высока, что туда даже в защитных костюмах и ненадолго не подобраться - 3500 рентген в час.
Раньше топливосодержащие массы были монолитом, вроде лавы, но со временем под влиянием химических процессов они превращаются в пыль. Часть конструкций держится на самом здании блока, и они ветшают. Даже трехбалльного землетрясения может хватить на то, чтобы здание рухнуло, и поднялось облако радиоактивной пыли».
- Говорят, что даже если это произойдет, - из-за того, что нет пожара, такое облако не выйдет за пределы зоны.
«Здесь трудно что-либо прогнозировать, потому что мы не знаем, что происходит внутри реактора. Если менее 10% топлива, которое было выброшено при взрыве из реактора, поднявшись в воздух, сумело загрязнить тысячи квадратных километров – трудно сказать, что произойдет с оставшимися 90%...»
Вместо того, чтобы пытаться залатать старый саркофаг, - не так давно был утвержден проект «Укрытие-2» - гигантская арка из стали или титания, которую возведут над саркофагом. Стоимость арки – около 768 миллионов долларов, и в качестве спонсоров выступят 28 стран, включая Израиль. Над разработкой проекта работают сегодня английские, французские, американские и украинские инженеры, и строительство его должно быть завершено к 2007 году. Новое укрытие будет рассчитано на 100 лет, и цель его – не дать радиоактивным частицам покинуть укрытие, вплоть до их окончательного извлечения из развалин четвертого блока и полной дезактивации территории.
- Почему, собственно, его еще не начали строить?
- Ну как... Сначала проходит тендер, параллельно ведутся подготовительные работы. Даже такие элементарные вещи, как кабинки дезактивации на 1500 человек, а не на 40...»
Пиар станции поставлен на уровне – в специальном зале вам покажут фильм про взрыв реактора (оператора, который снимал с вертолета дымящийся реактор, давно уже нет в живых), покажут макет саркофага и недостроенной станции. А если ваш сан того заслуживает, даже проведут в специальном костюме на экскурсию в относительно безопасные места саркофага, чтобы вы получили там свою дозу в 40 миллизиверт. К слову, ежегодно станцию посещают около 3000 человек – политиков, студентов, иностранных специалистов.
- Это и есть радиоактивный туризм?
«Мы это так не называем. Просто есть граждане разных стран, у которых есть право знать, что здесь происходит.»
...На данном этапе мнения о ЧАЭС разделились на прямо противоположные: одни считают, что станция больше не представляет никакой опасности, большинство пострадавших пострадали на деле от радиофобии, а не от радиации, и путем раздувания паники правительство Украины попросту клянчит деньги у запада. Другие полагают, что как раз напротив, люди относятся с ЧАЭС с вопиющей халатностью, в то время как реальные последствия длительного воздействия радиации в малых дозах начнет проявляться гораздо позже - пик раковых заболеваний придется на 20-е годы нынешнего века, а отсутствие третьей головы еще не означает отсутствие мутаций на уровне клетки. На сегодняшний день на ликвидацию последствий чернобыльской аварии (включая пособия ликвидаторам, различные исследования, заботу о переселенцах) уходит около 12% госбюджета Украины.