30-километровая зона отчуждения (100 километров от Киева, если по прямой), - понятие достаточно условное.
- А что, - наивно спрашиваю я на КПП Дитятки, - По эту стороны zabora радиация кончается?
- Естественно, - с серьезным видом ответствуют они. – Колючая проволока отлично сдерживает радиактивные частицы...
...Впрочем, Чернобыль по земле разносят не столько стихии, сколь сами двуногие.
Логика государства проста: рисковать жизнью нескольких тысяч работников зоны считается оправданным, поскольку ущерб от возможного распространения радинуклидов несоразмеримо выше. Да и самих работников зоны не так сложно убедить оставаться работать в этом проклятом месте – риск заболеть раком несколько эфемерен, а вот надбавки к зарплате - вполне осязаемые. Судите сами: надбавка в 300 гривен, когда в Украине сотрудник милиции получает до 400 гривен. Выслуга лет – один к пяти, 15 суток ты на работе, 15 – дома, да и не 86-й уже на дворе, вроде не так уж и опасно... В то время как в других районах милиции не хватает для полного комплекта кадров по 10 человек и больше, в каждой роте, охраняющей зону отчуждения, не хватает максимум 4 человек.
Впрочем, на зоне давно уже зарабатывают не только честные трудяги. Помимо работников 19 действующих на территории зоны предприятий и 3000 официальных «туристов», посещающих ежегодно собственно атомную электростанцию, каждый месяц в зоне попадаются с поличным мародеры.
Периметр зоны – 377 километров (73 – в Украине, 204 – в Беларусии), основные дороги блокируют КПП, саму зону патрулируют пять рот работников милиции. Но с площадью в 1672 километра, ветхим забором, местами отсутствующим напрочь (километров эдак на 8), - все меры предосторожности не способны остановить мародеров, вознамерившихся утащить что-нибудь из брошенных квартир Припяти или отстойников радиоактивной техники, так что Чернобыль сам мало-помалу расползается по миру – если не в виде летящих по ветру радиоактивных частиц, так по крайней мере, в виде вывезенного из зоны зараженного металла, новогодних елок, выловленной в Припяти рыбы и т.п. С начала года в зоне уже были задержаны 38 незаконно проникших туда граждан.
«Дороги-то перекрыты, но люди приходят с лошадью с телегой, или грузят зараженный металл на санки, - поясняет Юрий Тарасенко, начальник отдела зоны Чернобыльской АЭС ГУ МВД Украины в Киеве. – И те, кто его берет, не проверяя, в пунктах приема металла - безответственные люди, но им главное – чтобы побольше весу было, больше денег...»
Ни патрули, ни статистика роста раковых заболеваний не отпугивают любителей адреналиновых пикников в 30-километровой зоне. Одних привлекают легенды о чернобыльских сомах ростом с небольшого кита и поросятах с копытцами наподобие ручек младенца, а кто-то идет «на дело», попытаться снять пару-тройку дверей с машин на отстойнике радиоактивной технике. Издалека, «Россоха» ничем не отличается от обычного кладбища старых автомобилей.
Подойди на пару десятков метров - и мурашки начнут топтать спину, аки скаковые лошади. На огромном поле, обведенном колючей проволокой, стоят аккуратными рядами тысячи машин. Ряд пожарных машин, ряд БТР, бульдозеров, автобусов, минибусов, частных машин, вертолеты, небольшой самолет, - свыше 2000 единиц техники, принимавшей участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.
Те машины, которые после работ «фонили» почти как четвертый блок, были зарыты в могильнике на Буряковке. Зато металл с открытых отстойникой потихоньку пытаются «реализовать» - порезать, вывезти на дезактивацию, и продать. Скандалы, поднятые обнаружением «грязного» металла за пределами зоны, вынудили администрацию запретить частным предприятиям операции с металлоломом, и переложить ответственность на госпредприятие «Комплекс». Тем не менее, судя по количеству отсутствующих дверей у машин на «Россохе», бедность или жадность побеждают страх. «Воры металла», разбивающиеся в других районах Украины при попытке срезать провода с электрических столбов, добрались и до Чернобыля.
Даже с одного из вертолетов, с которых пожарные гасили в первые дни горящий реактор, и к которым ни один человек в своем уме приближаться не станет, кто-то умудрился срезать лопасти.
10-15% краденного имущества, вывозимого из зоны обходными путями – радиоактивно. Поскольку явление это давно стало массовым, у прокурора припятского района Сергея Добчека работы хватает. Сам он, к слову сказать, ведет крайне здоровый образ жизни: с утра, при любой температуре, бегает купаться в речке Припять. «Радиация в небольших дозах даже полезна, - бодро рассуждает он. – Это как холодной водой обливаться – тот же шок для организма. Если я здесь работаю, дышу этим воздухом четыре года, а летом, скажем, жарко – так почему бы не искупаться в Припяти?» Потом, чуть посерьезнев, добавляет: «Понятно, что лучше от этого не становится, но если все время бояться радиации, так и работать невозможно. Все равно ведь реакции внутри саркофага продолжаются, и эти выбросы оседают тут в виде радиоактивной пыли...»
Поскольку брошенное имущество в зоне как бы никому не принадлежит, судить мародеров, несущих из зоны «мирный атом в каждый дом» можно только за вынос из зоны зараженного оборудования, что считается экологическим преступлением.
- А как насчет могильников, которые, говорят, уже никто не помнит, где зарыты?
- Могильники были построены сразу после аварии, без опыта в этой сфере, без подходящего оборудования. ... Существуют крупные могильники с глиняным укреплением, но есть также около 800 буртов, где грунт и лес зарывали на месте, и просто ставили табличку: «радиоактивно». Сегодня специалисты отслеживают, нет ли движения радиоактивных частиц, чтобы они не попали в реку. Есть также проблема с тампонированием артезианских скважин. Их в зоне 359, и до сих пор затампонировали только 168, а оттуда радинуклиды могут попасть в грунтовые воды...»
- А помимо экологических преступлений?...
- Есть сейчас большое дело по поводу несанкционированного использованиея средств на ЧАЭС. А так, бытовые преступления... В прошлом году было в зоне два убийства: кто-то из самоселов застрелил другого из ружья. И в другой раз на кладбище было обнаружено тело бомжа – какая-то шайка пыталась украсть металл, что-то не поделили, и одного задушили...
- Почему они еще в зоне?
- По нашим законам, их можно только вывезти отсюда, дать штраф... Но штраф им заплатить все равно нечем, а вывезешь их отсюда - все равно вернутся...
Я начинаю снова терзать Тарасенко: «Говорят, в Припяти укрываются преступники. Ваши пять рот их там не ловят?»
«В зону не так сложно проникнуть, и еще легче в ней спрятаться, - говорит он. - 72 населенных пункта были эвакуированы, в зоне сейчас тысячи пустующих домов.
Были местные жители, которые получили судимость до или после аварии, отсидели, вернулись – а город пустой... Ну, и пошли в какое-нибудь село – грибы, рыба есть...»
- А вы сами почему счетчик гейгера с собой не носите?
«Да радиации боюсь, - улыбается он. – Накопители каждый носит (показывает значок, внутри которого – таблетки, которые в конце месяца проверяют, и если полученная за это время доза превышает норму – его эвакуируют из зоны). Наши ребята тоже едят рыбу, которую ловят здесь... Если костей не есть, так и ничего.
Проверяют. Естественно, на наличие радиоактивности. Разные сорта рыб по-разному радиацию воспринимают. Вот, скажем, поймали рыбу на 70 беккерелей – съели, это считается чистой. А 150 – нельзя.
- А в обычной рыбе, не из Припяти, сколько этих самых беккерелей?
- Не знаю...
...Вокруг вахтенного поселка Чернобыль – леса, по ночам воют осмелевшие волки, но для закрытой зоны чернобыльская 30-километровка вполне живая – сегодня там работают около 11000 человек, днем по улицам расхаживают люди в куртках защитного цвета, а по ночам в центре Чернобыля горят окна жилых домов, и в магазинах спиртного мужики весело пристают к продавщицам... Но это в центре.
«Когда я в первый раз пошел домой, мне мои подчиненные говорят: «Вы осторожнее – там кабаны бегают», - вспоминает Тарасенко. - Я думал, они пошутили, потом посмотрел – и правда кабаны бегают по улицам, уже изрыли возле отделения милиции весь огород... После нормального города ощущение, конечно, жуткое. Ночью, когда я иду в свою квартиру, в этой мертвой тишине, как-то непонятно, почему на этих улицах нет света в окнах, нет людей. Как же так, думаешь, я же здесь работаю, иду вот домой... А куда подевались все остальные?»