Из длинного списка исследованных нами крупных технологических аварий уровень «организации» Чернобыльской катастрофы представляется самым высоким и наиболее выраженным. Остановимся на ней подробнее, тем более что по анализу причин Чернобыльской катастрофы с 1986 года по 1998 год собран огромный фактический материал.

Начало и детали развития Чернобыльской катастрофы отслежены по методике сопоставления градиентов АР на базе региональной сети метеостанций. Из фактических материалов следует, что универсальный геодинамический процесс начался 12 апреля в центре Припятской впадины (это примерно 200 км северо-западнее ЧАЭС, ). До 16 апреля следовала раскачка; далее, в интервале с 17-го по 20 апреля обозначилась хорошо выраженная входная фаза в знаке минус . В этом периоде циклон углублялся; центр его смещался в сторону Чернобыля на юго-восток. К 19 апреля циклон получил максимальное развитие, после чего произошло резкое изменение процесса на плюс и циклон, при чрезвычайно высоком градиенте АР (порядка 3 мб/час) начал заполняться. Подобные скорости атмосферных процессов Н.С.Шаповалова квалифицирует как взрывные. В результате, к 24 апреля с центром примерно над Чернобылем возник антициклон, который начал смещаться на восток. В этот момент сотрудники Харьковского НИИ зарегистрировали в ионосфере над этим районом прогиб протонного слоя, что свидетельствует о большой интенсивности процесса. Наконец, на кривой последовавшего падения атмосферного давления, регистрировавшегося метеостанцией г. Чернигова (это примерно 60 км к востоку от Чернобыля), в ночь на 26 апреля получил отображение резкий выброс в сторону плюса, что может интерпретироваться как сейсмо-гравитационный удар. Поскольку эффект локального реверса АР неоднократно наблюдался в ходе других крупных технологических аварий, можно утверждать, что и в Чернобыле атмосферный взрыв сопровождал происходившие там мощные геодинамические процессы.

Особый интерес имеют сейсмограммы трех станций, работавших в то время по программе обнаружения американских атомных взрывов. Слухи о наличии инструментальных данных, свидетельствовавших о произошедшем тогда землетрясении, нам стали известны вскоре после взрыва, — автору об этом сказал главный сейсмолог Междуведомственного Совета Н.В.Шебалин. Однако в связи с особым рангом секретности и ведомственными разграничениями (материалы были в ведении Минобороны СССР) источник информации тогда найти не удалось. Более того, полностью удовлетворенные признаками наличия геодинамических возмущений мы и не искали в то время доказательств сейсмических событий, поскольку землетрясение могло быть только слабым, относительно которого АЭС имеет достаточный запас прочности. Эти стереотипы разрушились много позже, только в июне 1991 года, после взрыва нашей лаборатории и знакомства с концепцией Е.В.Барковского, в свете которой приповерхностные локальные процессы типа Сасовского взрыва могут достигать любой силы. Факт регистрации опережающего землетрясения тремя сейсмостанциями, находящимися примерно в 100 километрах к западу от Чернобыля, был подтвержден в 1995 году.

Структурно-тектоническая позиция ЧАЭС была сделана вскоре после катастрофы на основе дешифрованных космоснимков. На фрагменте «Карты разломов территории СССР», местоположение ЧАЭС совпадает с участком сопряжения пяти систем упомянутых выше разломов. Суммарная амплитуда вертикальных движений по двум из них, считающимися украинскими специалистами современными, за четвертичный период, то есть за последний миллион лет, оценивается равной 800 метрам.

Еще одним важным источником информации является космоснимок системы «Метеор», выполненный через 10 часов после взрыва реактора, на котором нашли отображение три локальных атмосферных образования .

Первое из них (с учетом северо-западного переноса) в момент аварии было именно над ЧАЭС и, соответственно, несло продукты выброса радионуклидов из реактора, массированно сбрасываемых на смежную Белоруссию. Анализ космоснимков этого же региона за год до события и в течение года после него не выявил даже подобия столь высоко упорядоченных (квантованных) атмосферных процессов, что подтверждает представление о ВЫСОКОМ УРОВНЕ «ОРГАНИЗАЦИИ» ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ КАТАСТРОФЫ (2.7).

Таким образом, целый ряд внешних признаков свидетельствовал об особых условиях возникновения Чернобыльской катастрофы. Дополним их описанием того, что происходило непосредственно на реакторе №4 (далее воспроизводится текст из статьи И.Н.Яницкого «Прозрение», опубликованной в журнале «Свет. Природа и Человек» №8 за 1996 год).

«Последние сутки»

До 25-го апреля ЧАЭС работала в номинальном режиме; значимых отклонений не отмечалось. На 25-е намечалась остановка четвертого энергоблока на плановый ремонт. В ходе расхолаживания ее активной зоны предусматривалось испытание на выбег турбогенератора (вращение по инерции с отключенной подачей пара) для оценки времени самообеспечения током в случае непредвиденной (аварийной) ситуации. В 1 час 25 минут ночи оперативный персонал приступил к снижению мощности реактора №4. В 13 часов 05 минут турбогенератор №7 (ТГ-7) был отключен от сети и, в соответствии с утвержденной программой, последовали другие операции по подготовке эксперимента. Однако в 14.00 по требованию диспетчера Киевэнерго вывод блока из работы был приостановлен из-за сбоев энергоснабжения по другим объектам и 4-й блок был включен в сеть на промежуточной мощности. Только после преодоления осложнений в региональной сети, что также вероятно было связано с перечисленными выше неблагоприятными внешними воздействиями, в 23.10 снижение мощности было продолжено.

Здесь начались первые непонятные сбои в измерительной части системы управления, в результате чего тепловая мощность реактора была «провалена» до уровня ниже 30 мегаватт. Поскольку это означало отравление реактора продуктами распада, операторам вновь пришлось поднимать тепловую мощность. Не касаясь множества начавших возникать при этой ситуации трудностей, подробно описанных несомненным специалистом Григорием Медведевым в «Чернобыльской Тетради» (журнал «Новый Мир», 1989, №6), отметим лишь главную особенность происходившего, где при попытке устранения одних отклонений, возникали не меньшей сложности другие. За сбоями системы управления и энергетики реактора последовали не менее сложные сбои и провалы в системе охлаждения и специалисты, чтобы не сорвать эксперимент, пошли в этот критический момент на крайние меры. Они предельно уменьшили запас реактивности РБМК и отключили все средства автоматической защиты.

На это обстоятельство Григорий Медведев делает главный акцент, что вряд ли оправдано. Судя по технической документации, безусловно, многоопытные операторы знали, что делали и, отключив автоматику (что в практике работ на АЭС бывало нередко), взяли все управление в собственные руки. Разумеется, это непросто. Но факты — есть факты: примерно к 1 часу 20 минутам им удалось-таки приблизить всю сложнейшую систему реакторы №4 к требуемому условию начала эксперимента. То же констатирует Григорий Медведев: «В 1 час 23 минуты параметры реактора были наиболее близкими к стабильным» (стр. 33). И в тот же момент эксперимент был начат.

Двадцать последних секунд*

Точное время Чернобыльского взрыва неизвестно. Анализ всех данных и свидетельских показаний позволяет считать, что последовательность катастрофических событий на фоне начавшегося нормального эксперимента с выбегом ТГ-7 развивалась именно в 24-й минуте. И то, что это всего было 60 секунд времени, говорит об особом, бифуркационном, характере происходящего. Бифуркация же известна как высокоорганизованный процесс с переходом устойчивой системы в неустойчивую путем ее резонансной раскачки, приводящей к потере качества.

Трудно вообще представить столь быстрый переход такой большой и сложной системы от нормы к взрыву, тем более что тепловая мощность реактора к этому времени была стабилизирована на уровне 200 мегаватт, или около 7% от номинальной мощности. Разумеется, что включившимся сразу же по приезду в работу членам Госкомиссии было над чем призадуматься; нет сомнений также, что в своей области знаний они тоже, безусловно, были грамотными. Единственным вариантом катастрофического преобразования квазиустойчивой системы в течение минуты был разгон реактора ня мгновенных нейтронах. И вот что Григорий Медведев по этому поводу написал («Чернобыльская тетрадь», стр. 84).

«Свидетельствует Г.А. Шашарин:

«26 апреля я принял решение остановить первый и второй блоки...

Ночью мы с Сидоренко, Мешковым и Легасовым гадали, что же послужило причиной взрыва. Грешили на радиолитический водород, но потом я подумал, что взрыв был в самом реакторе. Предполагали также, что диверсия. Что о центральном зале на приводы СУЗ навесили взрывчатку и... выстрелили их из реактора. Это и привело к мысли о разгоне на мгновенных нейтронах».

Здесь речь идет о ночи с 26 на 27-е апреля. Это значит, что через сутки после аварии перечисленные выше столь квалифицированные специалисты не знали еще характера происходившего и, подозревая разгон на мгновенных нейтронах, искали внешние причины, без дополнительного воздействия которых развитие аварии по реализовавшемуся сценарию представлялось необъяснимым. В качестве первой причины они прорабатывали диверсию, путем которой «злоумышленники» исключили ввод в активную зону стержней аварийной защиты «АЗ-5».

А далее совсем странно. Ни в опубликованных материалах, ни в официальном докладе в МАГАТЭ нет информации о хотя бы сопровождавших развитие аварии природных (геофизических) явлениях, сведения о которых доходили даже до Москвы.

Так следствие было направлено по наиболее простому, но ложному пути. По прошествии десяти лет, однако, настало время восстановить более точный ход событий, хотя без получения всех документов многочисленных архивов речь может идти лишь о предварительном его варианте.

Итак, двигавшийся наподобие траектории смерча, центр геофизического возмущения приблизился к ЧАЭС вечером 25-го апреля. Поскольку и ранее сверхнормативные вертикальные движения отмечались именно па 4-м блоке, можно полагать, что он более остальных подвергался сначала деформационным, а затем и всем другим комплексным воздействиям. В результате с 23 часов возникли сбои сначала в системе управления реактором; затем, периодически усиливавшиеся микросейсмы вызвали вибрации изменяющихся частот, парализовавшие систему охлаждения. Все это, вместе взятое, привело к тяжелейшим технологическим затруднениям, усугублявшимся также психотическими реакциями, - у некоторых сотрудников смены возникали нервные срывы.

Тем не менее, к 1 часу 20 минутам операторы 4-го блока справились со многими трудностями и начали эксперимент по выбегу ТГ-7. До 1 часа 23 минут работа шла нормально. Однако в ходе 24-й минуты активность локального геодинамического узла в районе ЧАЭС резко возросла. Фронт усиливавшейся вибрации сначала потряс береговую насосную станцию, но она выдержала. Затем, с изменяющейся частотой он переместился на 4-й блок. В условиях одновременно возросших наклонов, нарушения соосности и пр., возникла кавитация, началось разрушение трубопроводов. Следом развивалось запаривание главных циркулярных насосов и обезвоживание активной зоны.

К 1 часу 23 минутам 40 секундам вся система управления и контроля в результате комплексного геофизическою воздействия была подавлена; по тем же причинам не сработала система защиты АЗ-5. Но, как и в других подобных случаях, реактор должен был ограничиться максимальной проектной аварией с частичным расплавлением активной зоны в наименее обеспеченной запасом реактивности части и сбросом воды первого контура в нижний барбатер (по типу аварии в Тримайл-Айленд, США, 1979), Причем, как показала реконструкция температурных и других параметров реактора, его активная зона в это время мало чем отличалась от номинальных рабочих характеристик - только быстро, со скоростью 15 бар в секунду, росло давление воды.